Власть, за которую никто не голосует

Политолог, эксперт Центра ПРИСП Арсений Беленький продолжает серию интервью по оценке текущего состояния политической системы страны, на этот раз - с Маратом Башировым, генеральным директором АНО «Центр Изучения Проблем Международных Санкционных Режимов» и автором телеграм-канала «Политджойстик». 

Марат Фаатович Баширов — российский политолог, с 1997 года работал гендиректором компании «Имидж-контакт 18». Принимал участие на президентских выборах в России, на Украине, выборах Государственной Думы РФ, губернаторов российских регионов.
С 2003 по 2004 год — заместитель начальника управления общественных связей, руководитель пресс-службы губернатора Нижегородской области.
С апреля 2013 года — председатель наблюдательного совета Межрегионального объединения работодателей поставщиков энергии (РАПЭ). 

В 2014 году был председателем Совета министров Луганской народной республики (ЛНР).

С февраля 2014 года — президент Некоммерческого партнёрства «Национальная лига специалистов по связям бизнеса и государства» (GR-лига).

Член рабочей группы по ЖКХ Общественного Совета Министерства регионального развития РФ.

- В каком состоянии сейчас находится партийно-политическая система? Есть ли, на Ваш взгляд, потенциал для её модернизации или перезагрузки?

- Хороший и важный вопрос. На самом деле мы эту систему ещё не создали. У нас как была номенклатурная демократия, так и осталась. Представительнее она не стала, в западном варианте. Помните, как раньше формировались Советы депутатов – районных, городских? Это всегда было номенклатурное решение. Первые выборы в Верховный совет РСФСР проходили по такому же принципу.
Современная партийная система тоже была навязана искусственно: приняли решение, что должно быть четыре партии. Одна из них, условно говоря, праволиберальная, продемократическая, связанная с бизнесом, так полностью и не прижилась. Номенклатурный принцип постоянно выбрасывает ее за пределы властного поля. Пока эту систему не сломали, говорить о модернизации не приходится. Можно поменять законодательную обвязку, заменить лица, но принцип останется прежним.

- То есть не только «Единая Россия», но и остальные три партии представляют номенклатуру, олицетворяют бюрократию?

- Да, все четыре. Сама система представляет собой искусственно созданную идеологическую кальку. И она плохо попадает на социальную решетку, слабо улавливая потребности населения. Большинству демократические реформы не нужны. Общество настроено очень патерналистски: расписывайте, мол, как хотите, а мы будем подстраиваться. Если, конечно, вообще пойдём голосовать. Исключение – «розовые» настроения молодежи, которая считает, что права личности должны выражаться в прямом волеизъявлении и что они имеют право голосовать за тех, кого хотят видеть на политическом поле. А они их не видят.

- Патернализм ведь только один из факторов. Почему в обществе нет запроса на конкурентное политическое поле?

- Люди не видят отдачи от представительных органов власти. Для населения гораздо важнее те, у кого есть некие властные рычаги, – это исполнительная власть, силовики, военные, в конце концов. В какой-то степени церковь. Народ признаёт в них политические институты, которые должны играть роль представителей демократии.
Сегодня это проблема существует не только у нас, но и на Западе. Там сейчас откровенный кризис, выраженный в сползании от представительной демократии в сторону номенклатурной. Америка – яркий тому пример. Британия, в общем, тоже.
В Европе ситуация немного иная за счёт появления новых правых популистских партий. Мне они представляются «крыльями» основного политического тела, как наша «Родина». Только в Европе есть механизм легализации таких партий, а у нас его нет. Зато есть барьеры, которые не перепрыгнешь, если власть не посчитает, что нужно расширить число партий до пяти, шести или семи.

- Вспоминается партия СПС времён Немцова, Кириенко, Хакамады. Политиков, которые занимали реальные посты в системе власти. Или Прохоров времён «Правого дела», приближённый олигарх с деньгами и амбициями. Вот за них граждане голосовали, потому что видели в них перспективу власти. Получается так?

- Успех СПС приходится на 1999 год, когда партию ещё возглавлял Сергей Кириенко. Тогда их лозунг был очень прост: мы за Путина, но просим проголосовать за фракцию, которая должна быть представлена в Госдуме.
В то время партия ориентировалась не на крупных предпринимателей. Она пошла за голосами «лавочников». А у тех вполне конкретные проблемы. Все эти ИПшки, малые предприятия, у них был понятный запрос к власти: облегчите нам ведение бизнеса. Кириенко им это пообещал, вот они и перепрыгнули.
С 1999 года никто больше за этими голосами не ходил. Я очень надеялся, что пойдет Титов, но не случилось. Отчасти за это я его и критиковал в социальных сетях. Очередной лидер очередного проекта, который выбрал неправильное позиционирование. Сам или по совету кого-то – уже не важно. Важно то, что это была очередная итерация, очередной цикл, который мы, предприниматели, потеряли.

Власть стариков

- По сути, сегодня партийно-политическая система находится в кризисе: стареют партийные лидеры, население недовольно отсутствием представителей во власти…

- Да, кадры – это очень важный вопрос. И то, как мы выскочим из этой геронтологической вилки – тоже. Она, кстати, сейчас актуальна во всем мире. Все проблемы, происходящие сегодня в Соединённых Штатах, порождены теми людьми, которым далеко за семьдесят. И они не собираются отходить от власти. Их форма демократии представляет собой такую управленческую модель, при которой вокруг них формируется определённый круг людей, оплачиваемый государством, который делает за них львиную долю работы. Такая система, без сомнений, очень для них удобна, они могут жить в ней десятилетиями. И как показывает практика, круг таких людей не расширяется, а наоборот, сокращается.

- В европейской модели демократии партии всё ещё проводят решения избирателей, сменяя друг друга.

- Есть брюссельская демократия – та, за которую никто не голосует, но которая диктует стандарты всем национальным государствам. По факту тот, кто вступил в ЕС, в определённой степени поступился своим суверенитетом. И этот суверенитет теперь управляется через стандарты, методики, квоты и так далее.
За представителей исполнительной власти, которые сидят в Брюсселе, никто не голосует. Да, могут появляться такие партии, как «Движение пяти звёзд» в Италии. Они будут выступать за снятие санкций с России или против обслуживания национального долга. В Греции тоже регулярно появляются такие партии, за которых охотно голосуют. Но ничего не меняется. Ничего не происходит по одной простой причине: парламент никак не влияет на исполнительную власть. Традиционно у парламента есть две функции – законодательная обвязка и контроль исполнительной власти. Европейцы ушли от этой модели. Они создали независимую исполнительную власть, которая сейчас управляет не директивно, а нормативно.

- Хорошо. Но на местном, муниципальном уровне у них всё равно достаточно много полномочий. А у нас там абсолютно выхолощенный уровень. У людей укрепляется ощущение, что они ни на что не влияют. Даже на что-то близкое и локальное.

- В общем, так оно и есть, потому что мы эту верхнюю управленческую решетку опустили для местного самоуправления. В 1996 году был процесс в Конституционном суде относительно подтверждения полномочий независимости местного самоуправления от вертикали федеральной власти. Тогда независимость местного самоуправления удалось отвоевать. А потом произошла конституционная контрреволюция и у местных чиновников начали постепенно забирать полномочия. В конечном итоге все местное законодательство и местные полномочия стали регулироваться через федеральные законы.
Сегодня органы местной власти обязаны подчиняться федеральным законам. Все решения в рамках нормативки принимаются министерствами – по мусору, по дорогам, налогам, распоряжению имуществом, вплоть до того, какого размера должны быть окна при строительстве нового дома. Все регулируется из Москвы – местным остаётся только исполнять. Это уже не независимая власть, а настоящая вертикаль. В Европе всё иначе.

Зарождается цифровая демократия

- А можно каким-то искусственным образом ограничить представительство бюрократии в партийной системе, чтобы дать возможность появиться относительно независимой представительной силе? Для интенсификации конкуренции, кадрового обновления.

- Кадровое обновление возможно и вне вот этой искусственной системы, которую мы создаем последние двадцать лет. Сегодня мы стоим на пороге того, что сама система отмирает. Как только власти начали говорить о том, что мы переходим на управление через цифру, у нас начало зарождаться цифровое государство. Думаю, через какое-то время у нас появится и цифровая демократия.
Люди не будут голосовать за какого-то конкретного человека, им сразу будет предложено проголосовать за определенные варианты решения острых вопросов. Как граждане, мы будем обязаны регулярно голосовать по определенному перечню вопросов. Появится валидный срез мнения населения по совершенно разным темам – от экологии до высоты потолков в новых домах. Таким образом, выстроится вертикаль «население – исполнительная власть», и в парламенте отпадёт любая необходимость.
Сегодня существует Совет Федерации, но для чего он нужен – население не понимает. По Конституции его члены утверждают законы, назначают выборы президента, объявляют войну. Но по факту народ об этом не знает. Еще меньше население понимает, зачем нужна Госдума. У них четкое представление – есть наши интересы, и есть те люди, которые могут на эти интересы повлиять. Депутатов среди этих людей нет, поэтому цифра в итоге укоротит вертикаль принятия решений.

- Какими вы видите условия транзитного перехода к новой политической модели? Очевидно, что общество нужно будет еще убедить, что новая модель хороша.

- Уже сегодня правительство заставляет министерства часть управленческих функций переводить на цифру. Например, распределение дотаций. Через год-другой это уже станет полноценной программой. Машина будет собирать входные данные: сколько на проект планируется потратить времени, ресурсов, денег, а после выдавать оптимальное решение. Министерствам останется просто под этим подписаться.
А теперь представьте, что через какое-то время Министерствам для того, чтобы понять, кому, что и как распределять, нужно будет спросить большую массу населения. Так цифра и придет в демократию. Программа не будет внедряться искусственно. Через какое-то время просто станет ясно, что голосовать за человека уже нет смысла. Так что самый главный вопрос заключается в том, когда люди, которые будут стоять у власти, решат, что этот переход должен состояться. Уже не в части управления исполнительной властью, а в части общения с населением и в части политических систем.

Почему «Деловая Россия» не стала партией

- Будет ли бизнес дистанцироваться от госуправления?

- Сегодня бизнес участвует в управлении в качестве одного из социальных институтов. Но участвует криво. Из всей «большой четверки» объединений единственный, кто законодательно обязан – это торгово-промышленная палата РФ (ТПП). Есть отдельный закон, который описывает ее полномочия в части государственного управления: допуск на рынки, перевозки, инвестиции.
Российский союз промышленников и предпринимателей (РСПП) по Уставу не является деловым объединением, вовлеченным в выработку государственных решений по всему фронту вопросов. Мы его таковым считаем, но, на самом деле, это организация, которая была создана в части регулирования социально-трудовых отношений. Единственный орган, где РСПП легально присутствует – это трехсторонняя комиссия в правительстве, где у союза есть право голоса, закрепленное по общему законодательству. Все остальное – экспертная функция, которую и выполняет Александр Шохин.
Два оставшихся института, включая «Деловую Россию», являются прообразами политической партии. Точнее должны были ими стать, если бы Титов не провалил выборы.

- Почему так произошло? Почему Титов не взял «Деловую Россию» в качестве политического фундамента, или хотя бы экспертного органа?

- Не знаю.

- Это же парадоксально странное решение.

- Мне известна история о том, как Титов пообещал Шохину, что не будет заниматься политикой, а если и будет, то вместе с крупным бизнесом. Он это обещание нарушил. В итоге Титов создал партию самостоятельно. Именно поэтому никого из крупняка не было.
На самом деле, для Титова это был идеальный вынужденный вариант. В этот момент он мог сообразить, что надо идти к лавочникам. Он должен был прийти к самозанятым и сказать: «Ребята, я в парламенте приму закон, что бы вы автоматически платили два процента суммы, которая будет падать вам на карточку. Это закроет все социальные платежи и вопрос вашей легализации. Согласны платить два процента? Голосуйте за меня». Совершенно элементарная схема.

- Можно ли помимо лавочников опереться на волонтёров или гражданских активистов? Как вы сегодня оцениваете роль низовых организаций?

- Как очень важную. Уже сегодня волонтерское движение – часть прообраза нового политического управления. Таким организациям не будут платить, но будут спрашивать их мнение. Обратите внимание, что волонтерские движения сейчас строятся на базе молодежи. Не пенсионеров, хотя их тоже можно привлечь. Я верю, что есть некий теневой штаб, который занимается этими вопросами. Часть людей мы, в общем, знаем. Тот же самый Алексей Кудрин.

- Получается, низовые движения тоже будут играть экспертную роль?

- Да, роль экспертов, которые будут работать с отраслями, касающимися социальных вопросов. Грубо говоря, где не будет коммерческой экономики. К примеру, если возникнут вопросы относительно обеспечения обезболивающими лекарствами больных, кого спрашивать? Людей, которые, так или иначе, с этим столкнулись.
Сейчас разрешили пускать родственников в реанимацию – это вопрос обсуждался очень давно. Раньше было нельзя. Думаю, это связано с тем, что у Собянина скоро выборы, поэтому они удачно поймали эту тему. Как поймали – другой вопрос. Главное, что это как раз тот случай, когда экспертов вообще не надо нанимать. Есть определённый круг людей, которые собираются, переписываются в чатах, делятся, где купить лекарства. Своего рода волонтерское движение, которому платить не надо, а спросить в случае чего можно.

- Как, на ваш взгляд, изменится рынок СМИ? И должен ли он измениться?

- Сегодня функция СМИ – рассказать то, что случилось. А в части управления решениями – как и кому не надо их принимать. Но старые СМИ не всегда могут открыто написать, что тот или иной человек принимает решение, исходя из некоего частного, личного интереса. Именно поэтому сейчас так активно развиваются Telegram-каналы.

- Для этого нам придется отпустить старые СМИ в свободное плавание?

- На мой взгляд, социальные сети уже давно перетянули эту функцию на себя, так как традиционные СМИ её выполнять уже неспособны. Конечно, телевизор по-прежнему аккумулирует большую часть пожилой аудитории, но население потихоньку уходит в соцсети. Например, родители моей жены, которым по шестьдесят лет, сидят в определенных чатах своего маленького городка на Урале. А молодое поколение тем более на всё смотрит через экран смартфона.