Телеведущая канала «360°», политик, политолог, эксперт Центра ПРИСП Аксинья Гурьянова и политтехнолог, директор региональных проектов Центра ПРИСП Антон Садкин – об одобренном Госдумой законе о праве совершивших легкие и средние преступления отправляться на военную службу.

От штрафбатов времен Великой Отечественной эта практика отличается тем, что у осужденных есть право выбора — а еще и возможность искупить свою вину. А вот от украинской практики отправлять в войска тяжелых уголовников это отличается кардинально.

- Госдума приняла в третьем чтении два резонансных проекта, связанных с военной службой и осужденными. Как вы знаете, осужденные были призваны в зону СВО, а теперь хотят узаконить, что у кого есть средняя, малая тяжесть осуждения, могут заключить контракты о прохождении военной службы. Согласно документу к ответственности не будут привлекать мобилизованных и людей, которые подписали контракт с российской армии в период мобилизации, военного положения или каких-то других более ужасных моментов нашей жизни. Как вы относитесь к этому? Многие же были против, как же так, мол, он же совершил преступление, а теперь идет отдавать свою жизнь за Родину. Я, например считаю, что это нормально.

- У меня оба деда воевали в Великую Отечественную войну и, понятное дело, что я из того поколения, для которого Великая Отечественная считалась очень важным событием, вехой. Наши деды рассказывали постоянно об этом, вспоминали часто.

Я, в свою очередь, читал книги, фильмы смотрел про войну. Это такая небольшая подводка к тому, что я знаю, что были во времена Великой Отечественной войны штрафбаты, они давали возможность людям, которые совершили преступления легкие или средней тяжести, «искупить свою вину кровью», если говорить языком тех военных лет.

Ничего не меняется, история циклична. Мы же говорим о том, что, с одной стороны, человека наказали. Но с другой, меня меру наказания не связанную с заключением - его ж не отправили с автоматом бегать по улицам городов и деревень, в мирной жизни, пугать кого-то, наоборот, ему дали право выбора, право искупления своих проступков перед обществом, защитить то самое общество, которому он когда-то нанес ущерб. Поэтому я считаю, что логика в этом есть, я не вижу здесь ничего противоречивого. Человек может быть где-то действительно оступился, да, совершил преступление, легкое или средней тяжести, и ему дали возможность исправиться, иначе, нежели чем за решеткой. Он доказал, что исправился. Все, дело закрыто.

- Хочу напомнить, что с начала СВО на Украине тоже некоторых выпускали из тюрем, но выпускали тех, кто совершал тяжелейшие преступления, там были и маньяки, вот это перебор.

- Я думаю, формат противной стороны сильно отдает голливудщиной. Мол, сейчас мы выпустим самых злобных человеконенавистников, маньяков и убийц, главное, чтобы они не поняли, что можно развернуться в сторону тех, кто тебя выпустил. Поэтому, да, безусловно, здесь мы видим у всех разные цели. У нас в том числе, кроме защиты Родины, есть цель дать шанс человеку доказать, что он осознал, исправился. Там, видимо, таких целей нет, там есть одна задача – бросать всех в топку.

- И получилось то, что вы и сказали, некоторые повернулись в обратную сторону, они убивали своих же мирных жителей. Оружие им дали, были страшные времена с самого начала, допускали ошибку за ошибкой. Другим принятым у нас законом устанавливается возможность призыва на контрактную службу граждан с судимостью на период мобилизации или в военное время. Т.е. если был судим средней и малой тяжести, то можешь прийти служить по контракту?

- Это некое ответвление того, о чем мы говорили раньше. У нас, по закону, нельзя было призывать к воинской службе судимых в принципе. Сейчас такая возможность появилась, все абсолютно логично в условиях военного времени: максимально расширять мобилизационную базу. Думаю, что есть люди, которые готовы были идти защищать Родину, приходили на призывные пункты, а им говорили: «Ооо, дружочек, какая-то драка в 18 лет была у тебя». И все.

А я Родину хочу защищать, мне уже 40-50, а детские ошибки свинцовым грузом топят, хотя я пользу стране могу принести здесь и сейчас, да и вырос из тех ошибок давно. Поэтому это все логично и закономерно.

- Мы знаем как сложно некоторым людям с судимостью найти себе какую-то работу, а если у человека есть желание защитить свою Родину, по контракту послужить?

- Кстати, вот в этом же документе предложено продлить предельный возраст пребывания на военной службе. В период мобилизации, в военное время, для мужчин, заключивших военный контракт, предельный возраст возможного продолжения службы составил 65 лет, а для высших офицеров -70. Мне кажется, сейчас когда мы с возрастом даже молодеем иногда, и 65 и 70 – это еще детский возраст.

Много моих друзей, товарищей, которые застали еще советскую армию, иначе как школа жизни ее не называли. Это потом, в 90-е годы, пошел перекос, который в нулевые исправился в основной своей массе, почти изжила себя дедовщина.

В советское время армия воспринималась как школа мужества, школа жизни, и как раз сейчас идет возвращение к этим традициям. У нас и средняя продолжительность жизни стала выше, все на спорте, на ЗОЖе. А тут еще и опыт большой. На войне опытный человек гораздо больше может дать, чем юный, пусть и более сильный физически.

- Немного коснемся международных новостей. Джо Байден продолжает своей деменцией всех удивлять, падает, не знает куда подойти, сначала мы думали, что это юмор такой, привлекает внимание к себе.

— Вот вышла новость – Джо Байден счел реальной возможность использования РФ тактического ядерного оружия. США вообще обвинили Лукашенко в безответственности. Это меня поражает. Они сами делают, что хотят. Но при этом, когда другая сторона защищает себя и может себя защитить, имея ядерный потенциал - это безответственность. Как считаете, правильно так обвинять государства другие?

Мы можем с разных сторон на ситуацию посмотреть. Есть же какие-то правила общежития? Их можно – и нужно - применять на людей в малой группе, большой группе, применять к отношениям между странами, континентами, между цивилизациями - если говорить в широком смысле.

Если представить страны как людей: можно в одном случае по-настоящему сильного человека видеть - какой он может быть мудрый, добрый, помогающий. А другой может какой-то балбес, который «сила есть, ума не надо», условно говоря - хулиган, который нарастил мышцы, запугал весь квартал, но не знает уже, как подойти к условному шахматисту, который ему не дается. Ведь у того есть ряд навыков и опций, которые не хулигану исполнить желаемое. Вспомним фильм «Один дома». Все это психологическое, все это можно объяснить вполне себе просто.

Насчет поведения американцев на международной арене. Не может вся нация сойти с ума, не может все правительство США сойти с ума. Есть в любом случае некая конструкция, которая наигрывает на какую-то группу интересантов. Неслучайно у меня сравнения с дворовым хулиганом (может, не совсем корректное или очень простое, но другое пока не видится). Вот такой он, все его бесит, и так, и сяк, «а давайте у них сейчас все отберем», и придумывает чушь.

- Идет провокация, а для чего эта провокация? Допустим, у нас во главе государства стоит не такой мудрый человек, как Владимир Владимирович, у нас не стоят такие грамотные дипломаты, а стоят, допустим, самодуры, как в США, и вот что? Началась бы ядерная война, кому это на пользу? Да никому.

- Если бы у нас были такие самодуры как там, то не было бы такой ситуации. Все бы уже в самодурстве объединились, и либо съели друг друга, либо обратили свой взор на какую-нибудь другую территорию, на Африку, например. Мне кажется, что объяснение поведения лидеров США, скорее всего, из плоскости медицинской нужно ждать, а не рациональной, логической. Потому что мы с вами можем накидать сотни разных причин, почему они так себя ведут.

- А вы верите в конспирологию?

- Конспирология удобна для того, чтобы объяснить непонятное. Я не то, чтобы верю. Ее удобно воспринимать как инструмент, который позволит объяснить то, что ты другим способом не объяснил бы.

- Вот, конкретнее, например, конспирология, связанная с Байденом, то, что за Байденом стоят люди, которые производят оружие, они имеют на него большой компромат и на его сына, они хотят чтобы оружия больше продавалось. Но с учетом того, что американская техника получила большое поражение в зоне СВО, это получилась антиреклама, акции начали падать. Какую-то конспирологию вокруг этого, что Байден, дескать, управляемый, люди пытаются понять, откуда этот старый дедушка, вот это все находит и говорит?

- Возвращаясь к своим предыдущим словам относительно медицинского происхождения тех или иных действий и высказываний. Так случилось, мы с вами не сможем найти рационального объяснения всему.

Мы же не може объяснить все, что происходит с каким-нибудь психически нездоровым человеком? Мы даже не можем предположить, что такой человек может совершить, сказать. Мы всегда с удивлением смотрим на это, смотрим фильмы об этом, я надеюсь, что скоро эта история закончится.

Пусть он будет здоров, конечно, и продолжит радовать нас своими экзотическими приключениями, шуточками, падениями с велосипедов, на чем он там будет кататься. Мы будем радоваться, что он нас продолжает веселить. Но лучше, конечно, чтоб как-то по-другому там развивалась ситуация - и политическая, и экономическая, и прочая, наших, как принято говорить, «партнеров».

- Байден победил, потому что старенький и немножко деменцией страдает, списать можно на это многое.

- Он как олицетворение, лакмусовая бумажка, характеризующая состояние общества, которое выбирает себе правителя.

- Выборы в разгаре, уже кандидаты заявились, вот вы каждый год в регионах смотрите, что происходит на выборах, скажите, насколько изменились региональные в прошлом году, в этом году?

- Наверное, нужно сравнивать периодами. Если речь идет о начале СВО, то в прошлом году выборы проходили как раз-таки, когда СВО уже была объявлена, и в этом году тоже. Если мы сравнивать планируем как к этому относятся, как что происходит, то лучше сравнивать тогда период до 2022 года, и 2022 – 2023. Я думаю, что по горячим следам и в моменте мы, наверное, вряд ли сможем очень качественно провести те или иные сравнения, потому что очень много, скажем так, перекосов.

Наверное, и социологи тут поддержат, мы очень часто объясняем вот такими вот событиями какие-то изменения или наоборот их отсутствие.

Сейчас на территории нашей страны проходит достаточно много выборов, и губернаторских, и региональных парламентов, и много очень выборов в органы местного самоуправления. Так или иначе, тема СВО витает везде, потому что это основная ключевая тема информационного пространства. Но надо отметить, что не вокруг этого все вертится. Жизнь продолжается, нет никаких событий, которые можно назвать «пир во время чумы», нет никаких в эту сторону закидонов. Т.е. все идет по плану, все идет хорошо.

Да, есть понятный и принятый обществом тезис - СВО как часть стратегии государства, потому что мы нация, которая ориентирована на справедливость. У нас есть свои внутренние смыслы как мы сложились, как развивались как единый русский народ, как справедливый народ, это все воспринято, впитано.

С другой стороны есть, опять же, некая группа людей, которую мы видим на фокус-группах. Мы их замечаем, они очень быстро отвечают. Они либо говорят – «я не буду отвечать», либо когда отвечают, видно, что говорят не так, как думают. Вроде как – «да, мы поддерживаем СВО», но опускают глаза. Это естественно, что люди могут бояться. У них могут быть какие-то родственники на Украине, у кого-то друзья, родные находятся в зоне СВО, отношение может быть разное.

Но еще раз говорю: никто не разжигает не потому, что страшно. И не потому, что боятся сказать что-то не то, против и их немедленно арестуют. Не разжигают потому, что внутренне, на мой взгляд, все, кто сейчас в стране живет, работает – все эти люди, все мы понимаем естественность, необратимость, а главное – необходимость этого процесса. Любая война – это плохо, и любой дипломат подтвердит, что худой мир лучше любой войны, если перефразировать. Однако наступает момент, когда стороны находятся в непримиримой ситуации, когда хулиган взмахнет кулаком. И единственное решение – это столкновение, ударить первым, и бить сильно.

Что же касается выборов, я думаю, особняком тут стоят территории, которые условно можно назвать «прифронтовые». Они, безусловно, этой темой борьбы и обостренной справедливости живут, и повестка, которая звучит, она неизбежна, без этого никак нельзя.

- А не прифронтовые территории, есть какой-то страх у людей, что это и их может коснуться? Губернаторы, кандидаты, понимают всю ответственность? Идти до СВО – это было одно: экономика, планы развития, сейчас идти на пост губернатора – это большая ответственность.

- Акцент делается на огромный блок вопросов: социальных, экономических, психологических, медицинских. Например, появляются беженцы, губернатор понимает, что он всегда должен быть готов принять тысячу человек на свою территорию. Для этого должна быть инфраструктура, санатории, мешки спальные, какие-нибудь наборы консервов, медицина, то, что – раз, и он достал, и это все сработало, и он помог людям. Он должен принимать ряд мер поддержки семьям тех, у кого члены семьи воюют. Для выполнения задачи экономика вся переключилась, политика вся переключилась.

Еще раз говорю, практически во всех регионах страны это не основная тема, она безусловно большая, важная, она касается всего, но нет такого что: «я иду в губернаторы, чтобы помочь только 5 тысячам военнослужащим, которые из нашей области призваны». И дороги, и ЖКХ, и зарплаты, масса проблем, они никуда не делись, их никто не отменил.

- Я поэтому и спросила про ответственность.

- Ответственности больше, безусловно. И что улучшилось, так то, что пропали какие-то мелочные разборки между партиями и кандидатами, которые раньше говорили про свои идеологические разногласия. Разногласия не были на самом деле идеологическими, они были, может быть, личными, но обертка – обертка выглядела как принципиальный спор. Сейчас же очень много людей из разных партий, из разных движений политических, которые объединились на фоне отношения к СВО.

Такое движение навстречу друг другу серьезно изменило политический ландшафт восприятия самими людьми политики как таковой. Все вдруг поняли, что политики – это некие помощники для избирателя в реализации их прав или наоборот, как защитники против нарушений прав, т.е. все, что и должны делать, например, депутаты, а не кто-то куда-то избрался и никто не помнит, не знает где он. Новые веяния очень поменяли структуру отношения людей к политике.

- Образ политика, который сейчас избирается, он какой? По регионам у нас был везде свой менталитет, здесь – больше за женщин, здесь – за мужчин. Сейчас избиратели кому предпочтения отдают больше, и какой образ политика сложился спустя больше года с начала СВО?

- У нас самая большая территория в мире. Честно говоря, я бы больше отдавал предпочтения женщинам, но у нас женщины представлены очень мало в политике. У нас бы не было специально выделенной принудительной опции, когда наши коллеги из администрации президента, партий говорят: посчитайте, сколько у нас женщин, мужчин, ой – этих мало, увеличьте. Мы сами для себя, никого не ругая, не ставя никаких задач по процентному отношению, задаемся вопросом: а что происходит, почему в политике мало женщин?

Может, потому что женщины считают, что мальчики там меряются чем-то, а мы занимаемся реальными делами, воспитываем, женщина очаг сохраняет. Опять же, у нас патриархальная конфигурация, она все равно пока такая, и может быть и слава богу.

Я думаю, что если мы погрузимся на этаж ниже по уровню выборов, т.е. посмотрим поселковые, местное самоуправление – это, так сказать, соль выборная, самые близкие политики к людям -поселковый совет. И они решают насущные проблемы, проблемы могут показаться смешными для Государственной Думы, но без решения которых никак.

Я к тому говорю, что в этих первичных выборных органах больше женщин, потому что известно, что мужики у нас на селе пьют, какая-нибудь бытовуха - и они ушли в тюрьму. Женщинам же коня приходится останавливать, избу тушить, и идти в депутаты. Вот на этом уровне, я думаю, их очень много, можете для интереса опросить, если вы будете общаться с кем-нибудь из аналитиков и социологов на следующих встречах, интересно было бы послушать.

- Почему дальше женщины не идут по этому лифту, когда первый уровень прошли, что мешает дальше идти?

- Женщина, в моем представлении (может быть это извращенное советским воспитанием ощущение) это человек, который запланировал все заранее. Ну т.е. девочки знают, в каком платье выйдут замуж, дети родились, пошли в институт, и все хорошо, и это все в моменте.

Они приходят в политику и понимают: «я должна принять такие-то законы, поехали – не получается, здесь так не получается. Они думают так: надо, значит, видимо, как говорили философы, снова возвращаться к исходной точке и снова идти, потому что что-то не так здесь, т.е. зачем тратить столько сил на то что ты не можешь здесь исправить. Значит, нужно отойти на шаг назад, попытаться тут исправить.

Мне кажется, что если женщины там, на уровне поселковых советов, все решат, они следующим этапом завершат на уровне районов, потом на уровне городов, потом на уровне регионов и уже лет через 90 у нас будет президент женщина.

- Какой в этом году, с учетом того, что СВО уже идет, образ нового политика?

- На мой взгляд, не изменился запрос кардинально, чтобы это было осязаемо. У нас осталось, как было, соотношение мужчин/женщин, врачей/учителей/предпринимателей, руководителей среди кандидатов, если мы говорим про думы, про парламенты городов и регионов. Здесь нет никакого оформленного запроса, который был бы заметен. Понятное дело, что, например, в Ульяновской области, где я сейчас работаю, есть несколько кандидатов – действующих участников СВО.
Они приезжают в командировки домой, участвуют в предварительном голосовании, присылают оттуда видеообращения, выполняют некие требования партийные, если мы говорим про «Единую Россию», потому что предварительное голосование только у ЕР на этом этапе жизни. Они присылают ролики оттуда, никто никаких гостайн не выдает о месте дислокации, просто рассказывают, как там, что они планируют сделать на округе. И это лишний раз показывает, что это некая естественное и правильное событие, которое очень гармонично.

Хотя мы понимаем, что это неестественная и страшная штука, про любую войну так можно сказать, но все выглядит так – «я на работе», «я вот в зоне СВО», «а я на рыбалке». Не ставлю знак равенства, но это определенная часть жизни, человек говорит «я вот тут, но я помню, через месяц я буду дома, ничего со мной не случится». И с ним действительно ничего не случается.

Такие кандидаты приезжают, начинают помогать, лавочки строить, предлагать нововведения в законы и т. д., но их немного, таких людей. Потому что нужно понимать, что если человек занимается профессионально чем-то, и ему это нравится, человеку зачем в сторону-то уходить. Если ты дослужился до полковника танковых войск, зачем тебе в какой-то момент переходить в моряки.

- То есть там депутаты, которые роют окопы и так далее.

- Это не только депутаты. Просто у нас расхожее мнение, что депутат весит 200 кг, у него полный подвал денег, сел в машину с темными окнами, не пропускает «скорые» и т.д. Это воспитанное в нас для каких-то целей представление, как отголосок 90-х, когда вся страна трещала по швам.

Я для примера могу сказать. Были с женой в Болгарии в 2014 году, поехали на машине до гостиницы, куда должны были заселиться. Помню, везут нас муж с женой, мы разговариваем по-русски, и они говорят: «Вот у нас в Болгарии все очень плохо». А что такое, спрашиваем. «У нас же самая коррумпированная страна в мире, ну в Европе точно», - говорят болгары. И так везде.

В чем коррупция? Не знаем, вот сказали, видите вот там мистер Н, он вышел сказал, он умный, он митинг собрал, сказал коррупция – долой, все, точка.
Мы считаем и считали, что у нас коррупция на первом месте, больше-то проблем нет, все из-за коррупции, зато вот в Китае, где смертная казнь, коррупции нет, да? Она есть, никуда она не делась, она везде, плюс-минус это так же, как все остальное в мире.

Мы все состоим из кожи, костей, дышим все кислородом, воздухом. Есть очень много одинакового всего, и это, лишний раз опять же возвращаясь к Байдену, если ты обладаешь навыками манипулятивными, если тебе что-то нужно достичь, то один человек другого каким-то образом замотивирует или демотивирует, если ему это надо, если он умеет. Другой, если не умеет сопротивляться, будет это воспринимать.

- Есть представители из зоны СВО, которые выдвигаются?

- Владимир Владимирович Путин особо акцент на это делал, чтобы мы обращали внимание на участников СВО: ребята, что туда пошли, потому что у человека есть повышенная пассионарность и повышенная ответственность за других.

На мой взгляд, если человек идет туда, особенно если самостоятельно, по зову сердца, неважно, депутат он или нет., нужно обратить на него внимание и сказать: «О, дружище, ты же сопереживаешь, ты же эмпатичный до невозможности, ты готов передавать другим и защищать, давай в депутаты. Потому что не хватает таких на сегодняшний момент, потому что нам не буйных надо сейчас, а нам нужно тех, кто готов отдавать часть себя». И, скорее всего, это люди опытные.

Человек, который сумел выжить в тех или иных ситуациях, хоть он в болото попал, хоть зимой остался без тепла, что он на войне, в любых экстремальных ситуациях – он получает дополнительные навыки, силу волю. Такой опыт крайне важен для того, чтобы представлять кроме себя кого-то еще.

«Единая Россия» пытается намагнитить, собрать таких людей, предлагает им участвовать во всех проектах своих. Им говорят – идите в депутаты, ребята, мы поддержим всем, чем можем. Всеми ресурсами, своим именем и т.д. Это обратная зависимость, мы видим растущие рейтинги партии власти, растущие рейтинги «Единой России» просто потому, что все видят, что это собрание людей, политическая сила, которая говорит – вот меры поддержки, вот то, что мы можем предложить.

- Я вам вот что хочу сказать, до СВО многие критиковали ЕР, что-то там не нравилось, сейчас, заметьте, как изменилось положение, а критиковать уже что, когда молодцы.

- У нас есть уголовная ответственность за дискредитацию вооруженных сил, но у нас нет закона, уголовной ответственности за дискредитацию «Единой России». Пожалуйста - критикуйте ЕР, вы же её критиковали. Нам говорят: не критикуют СВО, потому что уголовная ответственность, мы бы хотели, но нас посадят. Мы говорим – хорошо, а ЕР почему не критикуют в основной массе? «Потому что… ээээ». Нет предела совершенству, вот такая огульная чушь, которая была, о ЕР – «все воры», это конструкция, которая позволяла вбить клин. Опять же, это конспирология, которая вовсе не конспирология, а манипулятивная технология. Человек, который ее применяет, пытается достичь своих целей.

- Запад платил деньги, и человек отрабатывал, и многие были обмануты. Здесь были некоторые моменты, на которые стоило обратить внимание. Но, что важно, что на них обратили внимание и убрали эти негативные моменты. Одно дело, когда критикуешь какую-то партию, а там ничего не убирается, как был крен в одну сторону, так и есть, и нет ничего конкретного, знаете, я сама занималась этим в соцсетях, другое дело здесь, уже идет какое-то исправление, и в лучшую сторону.

- Обратная связь она присутствует, оперативная реакция, она быстрее чем раньше. Все меняется, скорости другие сейчас.

- Какой самый сложный регион сейчас по выборам?

- Это же все субъективно. Наверное, эксперты, которые находятся, «над схваткой», в администрации президента, смотрят, вот у них там почти 90 справок про ситуацию в регионе, и они говорят – ну вот здесь вот столько написали, здесь вот столько. Я скажу как человек, который после выборов собирается с моими коллегами из других регионов, которые прошли выборы, аналогичные по уровню, по количеству депутатов, которые участвовали, по количеству кандидатов, которые участвовали, по количеству избирателей (у нас много территорий совпадает плюс-минус). И каждый из нас вытирает боевой пот со лба, и говорит: «У нас было вообще, ты даже не представляешь, рассказать не могу, но так что вообще». А другой говорит: «Да что ты рассказываешь, вот у нас».

— Вот сейчас, понятное дело, мы не можем говорить о выборах, которые сейчас идут, но из прошлой практики был ли у вас случай, который вы до сих пор вспоминаете, говорите вот это была технология, что-то такое? Людям непонятно как работают политтехнологи, как делаются выборы, политологи как работают.

- Это очень удобная для политтехнологов опция, некая «демонизация» профессии. Чем больше тумана напускаешь, тем больше, возможно, ты из этого извлечешь каких-то выгод в дальнейшем. По сути-то все просто, т.е. так или иначе ты должен понять, что человек хочет, и дать ему это.

Технологии как таковые - это набор придуманных нами, а в основном придуманных не нами (потому что у нас выборы как таковые позже появились чем в других государствах. На мой взгляд, очень сложно научиться политтехнологиям. Это нужно родиться коммуникатором, социальным полиглотом, чтобы ты мог разговаривать и с бомжом, и с министром, и с министром-бомжом. Политтехнологии – это просто набор неких навыков, которые позволяют достичь той цели, которой ты хочешь достичь.
Я максимально туманно выразился. Если мы говорим про какие-то отдельные технологии, опять же, есть набор вполне себе прикладных действий из самых простых, что все люди знают у нас в стране – технология двойников, например.

Т.е. из серии – меня зовут Антон Садкин, я пошел в думу от КПРФ, против меня вышел Иван Иванов, который от «Справедливой России». Он очень беспокоится и боится моего авторитета и влияния, и он находит в соседнем регионе где-нибудь Антона Садкина, собирает и помогает собирать ему подписи. И второй Антон Садкин становится кандидатом в депутаты.

В 90-х это началось, и это технология или что это? Это же просто, так же, если ты отрезаешь хлеб ножом, намазываешь на него масло, и кладешь колбасу. Технология это или что это? Ты сделал себе бутерброд, ты сделал его технологично, т.е. ты не отрубил колбасу и хлеб топором, ты кусок масла не растопил на батарее.

Мы помогаем людям выстроить свои мысли в какие-то фразы, которые позволят человеку быть понятым в деревне вот в этой, этой и этой. Мы находим те или иные проблемы, которые актуальны для людей. Даже не то, что находим, мы говорим: «Товарищ кандидат, вот проблемы – здесь, здесь и здесь», а он говорит: «Ничего себе, я думал, что вот здесь». Мы говорим: «Вот собрали, давайте вместе обсудим, как будем решать». Он скажет: «Я вообще не понимаю в этом, придумайте что-нибудь». Мы говорим, как их решить, он говорит «окей» или ему неважно, есть разный уровень вовлеченности кандидатов в процессы.

Очень большая включенность и погружённость кандидатов в свои кампании, очень большая погруженность в территории, люди в основном сейчас идут в знакомые Думы, особенно в региональные, административных центров. Подавляющее большинство понимают территорию, понимают как они могут помочь, не просто бла-бла (такие конечно еще есть кое-где еще порой). Но вот ЕР, например. Столько создала разных фильтров за все время, которые позволили вот такую скамейку запасных сделать, которые на самом деле не запасные, а основные. Машина по поиску качественных политиков «Алло, мы ищем таланты», она запущена и работает постоянно.
Поэтому у ЕР, например, огромное количество кандидатов и Володин, по-моему, или Неверов до него еще вспоминал про то, что, что даже математически: «Ребята, когда мы собирались с другими партиями, вот вы говорите - наших депутатов от КПРФ избралось всего 10 на 100 депутатских мест, а от вас 90. Он говорит - Так мы выставили 100 на каждое, а вы выставили там 30, вы можете порадоваться, у вас эффективность выше. Вы лотерейный билет купите, идите, выдвигайте везде, у вас больше шансов».

- Есть какие-то партии сейчас, которые понемножку начинают умирать, которые растворятся в других партиях?

- Дело тут даже не в кулуарности. На примере Ульяновской области, «Справедливая Россия» очень давно не попадала никуда, при том, что там мы тыщу лет знакомы с Дмитрием Гусевым, который пойдет кандидатом в мэры Москвы. Я знаю его, потенциалы и Очень много за ним хорошего всего разного, и политтехнологического, и человеческого. Но сама по себе партия, как будто ее разбирают все. Т.е. идея сама справедливости сейчас у всех, она исторически в российском обществе востребована, в целом. Но «за справедливость» равно партия «Справедливая Россия»? Ну вот нет, не получается.

ЕР за справедливость – ок, ЛДПР – мы за русских за бедных, за правду – ок. Коммунисты говорят – «да вот мы, тут вот все врут, мы тут честные, бедные». Но все это тоже про справедливость. А «Справедливая Россия» удивительным образом говорит - вот у нас название, свои лапки от нас.

- Говорили, что «Справедливая Россия» присоединится к КПРФ, разные слухи ходили.

- Да, слухи. У нас несколько десятков партий, которые имеют право участвовать в выборах, у нас 5 парламентских партий, которые могу без подписей проходить, становиться кандидатами и участвовать в выборах, поэтому у нас очень широкий спектр для того, чтобы принять участие и возможностей таких много.

- 2024 год – решающий год, я считаю, в мире, сложный год в плане выборов. В США выборы, в РФ будут выборы. Про нас я спокойна, главное, чтобы самый главный наш человек сказал «да». Мы все это ждем, я почти каждый свой эфир желаю здоровья Владимир Владимировичу, потому что тяжелая ноша, которую он несет, не знаю кто бы вынес. Тяжело сохранить суверенитет громадной страны. Мы сейчас поговорим о выборах в США и о выборах на Украине в 2024 году. Как вы считаете, будут выборы на Украине в 2024?

- Все же можно сейчас нарисовать, как мы знаем, нарисовать в физическом смысле. Здесь искусственный интеллект создаст видимость каких-то движений, встреч с избирателями и т.д., здесь будет там какая-нибудь встречающая толпа радостная. Так или иначе, мы, несколько лет уж точно, давно живем в состоянии постправды, когда комментарии важнее самого события, и даже само событие, его может не быть, симулякр, мираж - наше все, что называется. И мы в этом конфигурате живем. Я думаю, что выборы наши в 2024-м, на Украине, в США, с ними ничего не произойдет – состоятся.

- Понятно, что Зеленскому выборы нужны чтобы подтвердите легитимность.

- Все останутся при своих интересах.

- Даже Байден?

- Я думаю - да. Потому что про США, у меня там свое представление такое, когда мне говорят, что там настоящая демократия. У меня достаточно много раньше было оппонентов на эту тему, я говорю – ну конечно, попробуйте у нас, например, формулу - Путин и его ближайший родственник после него президент. Вот Буш старший, Буш младший, Клинтон, жена Клинтона. Нет, говорят они, вот другие, у них все по-честному. Ну хорошо, у нас не по-честному.

Некоторые высказывания допускал я раньше в печатном виде в разных журналах, где я очень много слов говорил в адрес моих коллег, которые очень плотно изучают те или иные движения или события, делают выводы, сопоставляют. Потому что на это уходит чертова прорва энергии, времени, ресурсов. У меня, к сожалению, либо я ленивый от природы, у меня на это не хватает сил, времени и прочее. Я не могу взять и сказать с умным видом – я считаю, что на Украине победит такой-то, и назову фамилию. Да хрен его знает.

Но, наверное, сейчас для того мира, назовем так, выгодно, чтобы все осталось по-прежнему, потому что если бы было невыгодно, то уже заметно шло по-другому. Если мы говорим про США, ну почему бы там не остаться Байдену, например? Ну у них же элиту устраивает это все, у нас же нет.

Что мы видим, что штат на штат пошел, импичмент объявлен, как было в 90-е в России? Квартала не проходило, чтобы импичмент Ельцину не запланировали, касками стучали, и было заметно всей стране, что кошмар происходит. У нас то же самое, только знак другой по модулю. Мы, на мой взгляд, находимся в ситуации, когда именно позитив мы сохраним, они сохранят тоже, но не позитив. Да, важные выборы, все будет серьезно, будет внешнее воздействие сумасшедшее. Но, на мой взгляд, вполне себе система, вся система готова. Я говорю про систему коммуникаций «власть-население», про выборы, про соблюдение правил, процедур, порядка. Никто не говорит: «Так, у нас военное время, поэтому мы забираем вот эту полку из магазина с собой домой и не платим -время такое». У нас все, тьфу-тьфу, удерживается.

- Насколько это важно? Что, с одной стороны, понятна вся ситуация внешнеэкономическая, внешнеполитическая, со всех сторон давят, но все по плану. Поэтому спросила про выборы на Украине, потому что Зеленскому надо доказать, что народ его поддерживает?

- Кому доказать?

- Тому, кто платит деньги.

- Они и так напишут в СМИ. Ему не надо доказывать, все написано и лежит и все ждут, когда эти консервы выйдут и они опубликуют.

- Т.е. скорее всего они будут проводить искусственным интеллектом и нарисованными подписями?

- Те, кто там остался, те, кто это все воспринимает именно так, верит, ну его с этого пути не сбить. Это свойство человека, иначе и войн бы не было. Один верит, что есть Бог, другой верит, что есть другой Бог, и каждый готовы убить конкретных людей только потому, что один верит в одно, другой в другое. Я сейчас не про веру в целом, а про другое, все же в голове. Туда в голову им забрались таким образом и с такими идеями, в наши головы забрались наши мамы, папы, деды, по-другому и с другими идеями, вот и все.

- Я разговаривала с представительницей из Израиля, и что про Бандеру не знают, молодежь, они не знают кто это, удивляет что предъявили Германии, а Украине нет.

- Это Все вопрос целеполагания. Если рассматривать это как некий проект, Я государство, например, как заказчик, хочу, чтобы это знание было в головах у всех, что вы предлагаете?

Мы предлагаем, например, перечень инструментов, чтобы эта идея была интегрирована вот в эти головы.

Они говорят – хорошо, сколько стоит, сколько времени займет?

Мы как технологи говорим - это стоит столько, это времени займет столько, а результат будет такой. Они говорят – окей, все, погнали. Через год у нас все в Израиле будут знать про Бандеру. Но пока нет задач таких.

Я считаю, что у нас есть масса других задач, чем рассказывать в Израиле про Бандеру.