Журналист, эксперт Центра ПРИСП Тихон Сысоев и автор журнала «Эксперт» Евгений Добров – о том, как изменятся общественные и государственные структуры, система образования и здравоохранения, рынок труда и привычки социума после эпидемии.

Глобальные коррективы неизбежны. Человечество уже сейчас переживает болезненную переплавку. Мир, в который мы выйдем, как только власть имущие позволят нам прекратить этот многодневный затвор, будет иным, да и мы сами станем для себя другими. Опрошенные нами эксперты — не футурологи, а ученые, профессора, теоретики и практики — ожидают от мира изменений, пусть и с некоторой вполне понятной осторожностью.

Если экстрагировать все прогнозы, которые дали нам специалисты, то можно выделить сразу несколько сквозных трендов. В первую очередь мы увидим реабилитацию традиционных институтов — по разным направлениям произойдет своеобразный откат назад. Усилится государство, которому придется поднимать разрушенный эпидемией рынок, а вместе с тем усилится и его надзорный потенциал, который введет в нашу жизнь реальность, доселе известную лишь по антиутопиям. Коронавирус даст особенно сильный импульс всем цифровым технологиям, которые еще более плотно войдут в систему здравоохранения, госуправления, безопасности, резко трансформировав и рынок труда.

Произойдут и социальные перестройки: многое из того, что по необходимости было имплементировано в нашу жизнь ввиду карантинных мер — сумма дистанционных технологий, — в том или ином виде продолжит свое существование и в посткоронавирусном мире; изменится и структура общества — погребальный колокол отправит в последний путь средний класс, — а также характер социального взаимодействия. Возможно, мы окажемся в мире, где и тотальный индивидуализм будет вытеснен новой солидарностью — эрзац интровертного глобализма, как заметил один из опрошенных нами специалистов.

Биовласть и nation state

Андрей Тесля, кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта:

В посткоронавирусном завтра мы увидим возвращение территориального государства по всему миру. В классическом модерном смысле это то, что называется nation state. А вместе с его возращением канут в Лету все разговоры о преодолении территориального устройства и переходе на сетевое взаимодействие. Усиление государства будет сопровождаться и имплементацией новых практик, связанных с ограничением, контролем, дисциплинарностью, биовластью, которые до этого обсуждались только в футуристическом плане.

Мы видим, как уже сейчас они плотно и стремительно входят в нашу повседневную жизнь. При этом их столь триумфальное шествие во многом связано с тем медийным эффектом, который сопровождает этот опасный, но далеко не столь губительный вирус: введение этих практик контроля в общем и целом получает одобрение общества, которое, подгоняемое страхом, без колебаний готово принять все, только бы избежать подобных эпидемий в будущем. Поэтому уже сейчас можно сказать, что часть введенных в связи с пандемией практик контроля никуда не уйдут. Они сохранятся и постепенно станут рутинными.

Средневековье вернется в экономику

Игорь Поспелов, доктор физико-математических наук, член-корреспондент РАН, специалист в области математического моделирования экономических систем и исследования операций:

Собственно в самой структуре мировой экономики пандемия коронавирусной инфекции едва ли что-то изменит. Однако она может затормозить некоторые процессы или вернуть в повестку такие явления, которые, как казалось, остались в прошлом. В первую очередь, по-видимому, произойдет замедление процесса замещения материальных благ информационными, о котором я много писал и говорил все последние годы.

Главная проблема современной экономики, или, скорее, ее главная возможность, состоит в том, что из нее постепенно уходит главная проблема — справедливое распределение благ, или, проще говоря, дележ ресурсов. Потому что такие вещи, как, например, файл, текст, музыка, делить не нужно. Ими могут пользоваться все и одновременно. Однако в связи с пандемией этот процесс может затормозиться, потому что материальные блага вновь станут более существенными. И эта же тенденция может с особенной силой вернуть в глобальный мир феномен военной борьбы за ресурсы.

Ведь казалось, что и территории вроде бы тоже стали не нужны для экономического роста, однако наступающий мировой кризис может вновь встроить нас в эту средневековую по своей сути логику ресурсной борьбы.

Ученые войдут в систему госуправления

Александр Лотов, доктор физико-математических наук, профессор МГУ, главный научный сотрудник Вычислительного центра имени А. А. Дородницына РАН:

О возможности такой пандемии научное сообщество предупреждало уже давно. Но вся проблема в том, что правящие круги крупнейших стран проигнорировали эти предупреждения. Тот удар, которые уже ощутили на себе системы здравоохранения и экономики ведущих стран мира, может привести к тому, что в ближайшие годы чиновники будут вынуждены наладить более тесное взаимодействие с фундаментальной наукой. Но и сами ученые начнут уделять больше внимания общественной жизни, перестанут быть зацикленными на себе, начнут более активно «переводить» свои научные изыскания на язык, доступный неспециалистам.

Возможно, произойдет реинкарнация опыта прошлого столетия, когда ученые входили в правительственные комиссии и в вертикаль государственной власти. Тогда это обеспечивало эффективное взаимодействие между научными институтами и органами госуправления. Фактически можно говорить о том, что после пандемии может произойти реабилитация и возвращение эксперта, который наконец-то будет способен влиять на самые серьезные политические решения.

Конец эпохи среднего класса

Борис Гройс, профессор философии, теории искусства, медиатеории Государственной высшей школы в Карлсруэ, приглашенный профессор Нью-Йоркского университета:

Уже сейчас очевидно, что перестройка индустриально-экономической структуры общества будет необратимой. Это понимали все еще до эпидемии, но никто не решался проводить такие радикальные реформы, пока на помощь не пришел коронавирус. И, быть может, самое значимое в этой грядущей глобальной социальной трансформации заключается в том, что она окончательно уничтожит средний класс. Он и так уже постепенно исчезал в нынешнюю эпоху, и коронавирус просто ускорил этот процесс до предела. Если вы спросите любого западного экономиста, он вам скажет, что все последние годы характеризовались резким возрастанием экономического неравенства, концентрацией капитала в немногих руках и обнищанием среднего класса.

В Америке средний класс имеет какие-то триллионы и триллионы долгов, которые он никогда не сможет погасить. Одни только кредиты на образование — это огромные суммы. Фактически уже многие годы средний класс живет в долг и поддерживается искусственно. То, что он был мобилен и катался по всему миру то тут, то там, развивая какие-то креативные дела, было связано с тем, что у него просто были деньги, но не собственные, а выданные системой, которая его поддерживала. Сейчас же эта система рухнет или ослабеет настолько, что поддерживать его уже не сможет.

Был такой популярный фильм на Netflix «Marriage Story» — это кинематографический рассказ о разводе одной семейной пары. Все обратили внимание на любовную сторону их истории, а я обратил внимание на экономическую. В фильме оба героя — как раз представители этого креативного среднего класса. Но супруга после развода идет наниматься в крупную голливудскую корпорацию, а муж идет на дно со своим независимым театром, перебиваясь от одного гранта до другого. Вот это, на мой взгляд, и есть перспектива среднего класса: либо он просто пойдет на дно, если захочет оставаться независимым, либо он интегрируется в корпоративную Америку. Но при любом из этих двух сценариев ясно, что история среднего класса окончена.

Смена политической риторики и «социальное уплотнение»

Виктор Вахштайн, кандидат социологических наук, декан факультета социальных наук Московской высшей школы социальных и экономических наук, декан философско-социологического факультета Института общественных наук РАНХиГС, главный редактор журнала «Социология власти»:

Есть три измерения социальной жизни, которые меняются на наших глазах. Первый — коллективные представления и установки. За правых вы или за левых, считаете, что все беды от иммигрантов или от коррупционеров. Второй — социальные связи. Сколько у вас друзей и знакомых, как много времени вы проводите в личном общении. Третий — повседневные практики. Сколько раз в день вы моете руки, обедаете дома или в кафе, как перемещаетесь по городу.

Изменение повседневных практик стимулирует воображение экспертов-футурологов: «Мир никогда не будет прежним, люди поймут преимущества онлайна, и никто не захочет снова ходить на работу». Но повседневные практики одновременно самый изменчивый и самый ригидный пласт социальной жизни. Наивно думать, что изменившаяся повседневность останется таковой и после пандемии.

Коллективные представления меняются дольше, но обладают большей инерцией. Уже сейчас мы видим радикальную смену политической риторики. Убежденные либералы начинают требовать введения режима чрезвычайного положения, оппозиционеры критикуют правительство за недостаток авторитаризма. Поправки к Конституции временно забыты. Единственное, в чем вы сегодня можете упрекнуть власть, не навлекая на себя общественного негодования, — это непоследовательность и несогласованность принимаемых мер. Прогнозы от изменения коллективных представлений куда более драматичны, чем от повседневных практик: «Люди привыкнут к ограничению свобод (несомненно оправданному на период карантина!), и тотальный контроль населения останется нормой надолго».

Наконец, социальные связи меняются куда медленнее, чем повседневные практики, и обладают куда более долгосрочными эффектами, чем коллективные представления. Здесь возможны три сценария.

Во-первых, атомизация, распад социальных отношений. Во-вторых, поляризация, раскол на враждующие лагеря. Так, во время эпидемии черной оспы в 1885 году в Монреале франкофоны-католики сплотились не против эпидемии, а против своих соседей, англофонов-протестантов. В-третьих — реакция солидаризации, объединения людей перед лицом общей угрозы. В Гонконге весной 2003 года жители города стремительно солидаризовались, собрали деньги на закупку медицинского оборудования, добились публикации «неудобных данных», создали сайт, на котором своевременно обновляли карту распространения заболевания. Подобное сплочение стало возможным исключительно благодаря большому объему социального капитала. И это «социальное уплотнение» никуда не исчезло после снятия карантина. Напротив, оно конвертировалась в новую политическую идентичность — уже к июлю Гонконг вышел на самую большую антиправительственную демонстрацию в новейшей истории города.

Горизонтальная основа солидарности

Алексей Фирсов, социолог, основатель центра социального проектирования «Платформа», председатель комитета по социологии РАСО:

Несмотря на то что горизонтальные связи в России традиционно развиты слабо, нынешняя эпидемия и сопровождающая ее изоляция и экономический кризис могут их усилить. Как правило, в мегаполисах такие неформальные связи работают плохо, в отличие от регионов, где развиты местные этнические культуры, где значимость традиционных институтов порой сопоставима с государственными.

Ведь по-настоящему горизонтальные связи работают только в том случае, когда они не встроены в жесткую прагматичность, наподобие «ты мне, а я тебе». И в кризисных ситуациях, когда привычные модели взаимодействия начинают коллапсировать, люди помогают друг другу из солидарности, реализуя альтруистические ценности. Конечно, пока очень сложно судить, насколько в России этот сценарий сработает, однако все предпосылки для этого имеются.

Более того, интенсификация горизонтальных связей уже заметна в сфере удаленной работы за счет некоторой рассредоточенности всего коллектива, отсутствия привычных для офиса организационных структур. На дистанте активизация коммуникации по горизонтальным линиям происходит за счет передачи информации и взаимодействия вне иерархии — ее на удаленке просто не организовать.

В условиях самоизоляции разумные начальники должны прямо делегировать часть своих полномочий на уровень горизонтальных связей, если хотят, чтобы компания продолжала работать. И выживают сегодня в первую очередь как раз те команды, у которых эти горизонтальные связи развиты хорошо, где нет жесткой централизации, где нет сверхкомпетентного руководителя. Этот тренд, выявленный эпидемией, впоследствии может привести к более сущностным изменениям в логике настройки рабочих процессов. И те компании, которые хотят работать эффективнее и гибче, должны будут эти факторы учитывать.

Рост цифровых сетей и восстановление значимости традиционных институтов

Виталий Куренной, кандидат философских наук, профессор, руководитель Школы культурологии НИУ ВШЭ:

Человеческая цивилизация переживает крупнейшую пандемию более чем за столетие. Ее шокирующее воздействие уже свершившийся факт: если испанка прошла на фоне завершения кровавой Первой мировой войны и не ощущалась так остро, то современная инфекция, если говорить о развитых странах, протекает в постгероических обществах, обладающих совершенно иным порогом травматической чувствительности к разного рода рискам и угрозам.

Происходящее является не только новым всплеском старой борьбы человечества за существование, но и стремительно нарастающим процессом того, что я назову вирусной критикой институтов — политических, экономических, социальных и культурных.

Идет, как мы пока можем видеть, оформление двух разнонаправленных и даже комплементарных векторов. Первый — восстановление значимости традиционных институтов. Например, возвращение места работы в пространство личного жилища, возрастание значения семьи и ее внутреннего самочувствия, актуализация семейных хозяйственных функций (приготовление пищи, косметический уход за собой дома, а не в салоне красоты, и так далее). В России есть и своя цивилизационная специфика: как и в 1990-е, нас, не сомневаюсь, ожидает новый виток дачной и огородной активности, мобилизация возможностей семейных хозяйств по продовольственному самообеспечению.

Второй вектор — энергичное формирование стимулов для развития высокотехнологичных возможностей цифровых сетей. Торговля, образование, досуговые практики и культурное потребление — все что только можно — массовым образом перестраивается на основе различных сетевых платформ и формирует интенсивный запрос на инновации в этой сфере. Уже сегодня это наносит огромный экономический ущерб тем организационным формам, которые мы получили от массового индустриального общества: стадионам, обычным кинотеатрам и концертным залам, книжным магазинам, торговым центрам. Какой именно станет система образования после опыта тотального перехода в онлайн, мы пока не видим, но последствия будут значительными. Вирус выступил катализатором очень быстрых изменений во всех этих организационных сферах.

Эти два разнонаправленных процесса происходят и на другом уровне — глобальном и национально-локальном. Резко сократились привычные формы глобальной интеграции — деловой, туристической и миграционной мобильности, —но нарастает глобальная сетевая интеграция. Очень интенсивно оно протекает в незаметном секторе науки и исследований: журналы открывают свои базы данных, суперкомпьютеры крупнейших научных центров предоставляют свои возможности для расчетов и так далее. Важнейший тектонический сдвиг, однако, связан с интенсификацией процессов возвращения государства. Пока — в рамках вирусного чрезвычайного положения, которое, разумеется, не останется без необратимых последствий после того, как угроза спадет.

Классические университеты станут «практичнее»

Виктор Болотов, доктор педагогических наук, ординарный профессор ВШЭ, член-корреспондент Российской академии образования:

Только сейчас вузы массово поняли, что требуется серьезная переработка всех учебных методик, основанных на традиционной лекционно-семинарской системе, превращение MOOC (массовый открытый онлайн-курс) из экзотики в повседневность. COVID-19 послужил определенным триггером, маркером, подводящим черту для всех старых моделей. Самый главный вызов завтрашнего дня — изменить практики. Именно из-за них человек, приходящий сегодня на предприятие, постоянно слышит: «А теперь забудьте все, что вы учили, в жизни все по-другому». В условиях нынешнего экономического кризиса практики, скорее всего, займут не менее трети учебного времени. Студенту необходимо больше заниматься самостоятельной работой, чтобы после выпуска быть способным быстро интегрироваться в перестраивающийся рынок труда.

Возможен и другой подход: на Западе все больше распространяются университеты по типу Liberal arts («свободные искусства»): это такие вузы, которые дают общее высшее образование без жесткой фокусировки на конкретную профессиональную деятельность. Обеспечивая студенту мощный культурный фундамент, они при этом предоставляют широкие возможности для входа в конкретную специализацию.

Но к этим Liberal arts произойдет достройка коротких сервисов для профессиональной подготовки, для получения конкретных профессиональных навыков. И, на мой взгляд, останутся востребованными классические университеты, «башни из слоновой кости» по Гумбольдту, но они также будут задумываться о том, чтобы обеспечить такую же «достройку» для быстро меняющегося рынка труда. Под воздействием нынешнего кризиса образовательные учреждения будут продумывать новую синкретическую систему обучения за счет растущих возможностей различных дистанционных курсов и вводить сетевое взаимодействие.

Новые сложности дистанционного обучения

Татьяна Касаткина, доктор филологических наук, заведующая научно-исследовательским центром «Достоевский и мировая культура» ИМЛИ имени А. М. Горького РАН:

Когда о дистанционном обучении говорили до коронавируса, имелись в виду прежде всего лекции от «лучших преподавателей», должные в перспективе заменить множество «не столь качественных лекторов». И именно эта идея вызывала серьезные возражения, главным образом состоящие в утверждении невозможности качественной передачи знания односторонним воздействием, вне взаимодействия с обучающимися, вне учета их личных особенностей и специфики их запроса. Однако практика в период вынужденного перехода на дистанционное обучение в школах и университетах показала, что задачи и проблемы дистанционного обучения совсем иные.

Во-первых, стало очевидно, что дистанционное обучение вызывает более быструю утомляемость, чем очное. Во-вторых, для продуктивной обратной связи и взаимодействия преподавателя с учащимися группы должны быть меньше (а не больше), чем при очном обучении. В-третьих, возрастает роль вспомогательных материалов, потому что преподаватель резко теряет возможности удержания внимания слушателей и передачи информации несловесными способами, доступными при очном контакте. Словом, институциональное обучение с переходом на дистант столкнулось с множеством сложностей.

С другой стороны, если не делать такой способ обучения воспроизводящим на расстоянии ту же классно-урочную систему, то его преимущества становятся очевидными. Экономия времени за счет дороги к месту занятий, возможность работать в комфортной домашней обстановке, возможность подвижного графика, возможность записать и пересматривать урок, возможность выбрать и учиться у учителя, находящегося в другом городе или стране, если именно он тебе подходит, возможность расширить круг преподавателей и прослушать один и тот же урок у нескольких, взяв от каждого его сильные моменты, посмотрев на тему с разных сторон, увидев возможные подходы и методы ее разработки и раскрытия.

Передача знания всегда будет связана с прямым взаимодействием, по-настоящему научить можно, только идя от запроса и вопроса конкретного ученика, — но это взаимодействие не обязано быть ограниченным совместным присутствием в определенном месте в определенное время.

Цифровая трансформация рынка труда

Иван Каменев, кандидат экономических наук, научный сотрудник Отдела моделирования экономических систем ВЦ РАН ФИЦ «Информатика и управление» РАН:

Технологии удаленной занятости, дистанционного обучения, дистанционных форм взаимодействия, которые бурно развивались последние десять лет, получат очень мощный и для многих компаний крайне болезненный импульс после этой пандемии. При этом для России такая трансформация рынка труда вряд ли будет сопровождаться проблемами: мы находимся среди мировых лидеров в области цифровизации и качества интернет-сети, и потому на данный момент в России есть все необходимые мощности для ответа коронавирусу — главное, чтобы государство не стало вводить излишние меры и контроль в этой сфере. В то время как в США или в Европе придется быстро проводить энергичные реформы в этом сегменте.

В целом подхлестнутый вирусом тренд на мобилизационную цифровизацию может создать особенно много проблем для людей пенсионного или предпенсионного возраста. С одной стороны, само понятие «пенсионный возраст» наконец исчезнет окончательно. В современной экономике — давно уже не индустриальной — период, который человек может работать, значительно увеличился. Ведь одно дело проработать сорок лет у станка — такой труд просто изнашивает физически. И другое дело — в IT-компании или в сфере услуг.

На этом фоне, несмотря на докоронавирусные прогнозы HR-специалистов, высокий уровень зарплат остается в IT-индустрии: «охлаждение» рынков труда программистов, системных администраторов и так далее, по-видимому, откладывается. Особенно сильная нехватка ожидается на рынках специалистов по IT-безопасности и менеджеров, способных организовать распределенную работу команды: компании, внедряющие удаленную работу и дистанционное взаимодействие с клиентами, быстро обнаружат там множество «подводных камней», требующих профессионального подхода с учетом специфики бизнеса.

Провал неолиберальных реформ в здравоохранении

Григорий Юдин, кандидат философских наук, социолог, профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук:

Эпидемия коронавируса обнаружила губительные последствия неолиберальных реформ здравоохранения, которые были проведены в огромном количестве стран. Стало ясно, что пропускная способность таких систем, заточенных на более или менее стандартные ситуации, в экстренных случаях дают сбой. Оптимизация ресурсов в сфере здравоохранения и курс на высвобождение избыточных ресурсов и их перевод на коммерческую основу сыграли злую шутку с менеджерами, все это осуществившими.

И конечно, такой результат станет довольно сильным козырем в ближайшее время для тех, кто призывает к развороту неолиберальных реформ в здравоохранении и, возможно, неолиберальных реформ в принципе. Тот факт, что, например, Берни Сандерс до сих пор не вышел из президентской гонки в США, связан как раз с тем, что его требование Medicare for all — это требование распространить систему здравоохранения на всю страну и отказаться от ее неолиберальной модели. В нынешней ситуации его аргументы стали понятны всей Америке.

Фарма уходит в онлайн

Алексей Чашкин, независимый эксперт, врач-невролог, один из авторов телеграм-канала Pharmmarketing:

Пандемия ускорила принятие закона о дистанционной торговле лекарствами. Над ним работали около пяти лет и вот недавно его наконец приняли в ускоренном режиме. Это приведет к росту продаж препаратов через интернет, что укладывается в общий тренд, от которого, увы, Россия отставала все эти годы.

Произойдет также ускорение перехода к омниканальности в продвижении рецептурных препаратов. Фармацевтический бизнес очень медленный и консервативный, но текущая ситуация должна ускорить этот переход. Суть в том, что сейчас основное продвижение происходит с помощью медицинских представителей, которые совершают очные визиты к врачам. И все уже давно говорили, что это не так эффективно и что нужно часть очных визитов заменить на проведение презентаций онлайн, более частой коммуникации с помощью мессенджеров и личный электронной почты. Очевидно, когда очные визиты стали недоступны из-за карантина, фармкомпании должны будут в ускоренном ритме перейти на удаленную коммуникацию с врачами.

Влияние возможной дистанционной продажи препаратов повлияет и на контрактование аптечных сетей фармацевтическими кампаниями. У фармацевтических компаний появляется новый канал дистрибуции, а значит, и более сильная позиция в переговорах с сетями.

Наконец, кризис с COVID-19 показал, что в периоды эпидемий больничные учреждения не могут эффективно обеспечить себя оборудованием, средствами индивидуальной защиты и препаратами из-за организации закупок с системой аукционов, которая сама по себе достаточно медленная. Очевидно, что в экстренных случаях будет организовано централизованное обеспечение учреждений и предусмотрят процедуры, которые ускорят коммуникацию между фармой и врачами.

Дистанционные формы лечения

Сергей Шишкин, доктор экономических наук, директор Центра политики в сфере здравоохранения ВШЭ:

Помимо очевидных реформ, которые неизбежно будут осуществлены в российской системе здравоохранения: ликвидация дефицита специалистов-реаниматологов, создание мобилизационных планов для «войны» с вирусами, демонополизация разработок тестов и вакцин, — я полагаю, что не только в России, но и во всем мире произойдет скачкообразное развитие дистантных форм контроля за состоянием здоровья и дистантных форм взаимодействия между пациентами и врачами.

Такой контроль возможно осуществлять при помощи различного рода датчиков, гаджетов и специальных устройств, которые снимают информацию о давлении, сахаре, оценивают общее состояние организма, контролируют все параметры состояния организма, а затем передают эти данные, используя онлайн-каналы, в медицинскую организацию.

Здесь с помощью искусственного интеллекта они обрабатываются, и, если, например, те или иные параметры начинают отклоняться от нормы, медицинским работникам поступает сигнал, что они должны обратить внимание на этого гражданина и дать ему все необходимые рекомендации для поддержания состояния здоровья. Сейчас вся необходимая инфраструктура для этого уже есть, так что, полагаю, это вопрос недалекого будущего.

Новая мораль в медицине

Андрей Куликов, доктор экономических наук, профессор кафедры организации лекарственного обеспечения и фармакоэкономики ФГАОУ ВО Первый МГМУ имени И. М. Сеченова Минздрава России (Сеченовский университет):

Этическая проблема, которая встала перед многими врачами в Италии, Испании и США, — каким пациентам оказывать помощь в отделениях реанимации, а каким нет, в ситуации несоответствия мощностей клиники потоку пациентов, заставит пересмотреть старые подходы к сортировке больных и выработать новые гуманистические правила на основе анализа ошибок этой пандемии. Пока мы точно не знаем, что именно происходило и какие ошибки были допущены, но видим любительские ролики в YouTube, где врачи говорят об этом выборе со слезами на глазах.

Произойдет и переосмысление стоимости человеческой жизни и ценности человеческого капитала. Эта пандемия показала, что современное западное общество не задумываясь остановило экономику ради спасения человеческих жизней. И здесь интересно заметить, что жизнь гражданина США оценивается примерно в 14,5 миллиона долларов, а выплаты после гибели россиянина во время чрезвычайной ситуации не превышают двух миллионов рублей. Очевидно, что эти цифры несопоставимы. Ведь человеческий капитал давно является определяющим базисом формирования и развития инновационной экономики и экономики знаний — это основа современного экономического роста. И именно поэтому мы должны понять, что «выгоднее» живой человек без денег, чем деньги без человека.

Вакцина против новой мировой войны

Михаил Эпштейн, философ, филолог, культуролог, литературовед, эссеист, заслуженный профессор теории культуры и русской литературы Университета Эмори (Атланта):

Сейчас мы с нетерпением ждем изобретения вакцины против коронавируса, но с точки зрения больших цивилизационных процессов саму эту пандемию можно считать своего рода вакцинацией против большой войны. Ведь в последние годы, особенно после 2014-го, в связи со всяческими ядерными бравадами и шантажом, нарастало внутреннее предчувствие какой-то большой катастрофы. Дело в том, что заявления о готовности начать новую мировую войну не столько информативны, сколько перформативны. Если они произносятся, то уже означают некоторое действие, спусковой крючок.

И не только в верхах, но и в народе чувствовалась какая-то усталость от мирных лет и готовность к новой крови. Не хватало какого-то сотрясения, судороги, которую, если вспомнить «Бесов» Достоевского, каждые тридцать лет нужно пропускать через народ, чтобы не слишком соскучился. А со Второй мировой войны прошло 75 лет. Дело уже не только в пропагандистском бряцании оружием, но и в эмоциональной потребности большой встряски. Если верхи могут, а низы хотят, — отчего бы и нет?

Но сейчас, увидев одну тысячную от того, что могла бы принести реальная война, люди получили некую прививку, уже в определенной степени пережили это эмоциональное потрясение. Все-таки лучше проводить время этой противовирусной войны в домашнем уюте, чем в окопах или бомбоубежищах. Таково мое первое чувство — эмоционально-исторической разрядки, которая наступила перед лицом трагических событий.

Что же касается дальнейшего движения цивилизации, то можно ожидать роста ee гуманитарной составляющей. Глобализация никуда не уйдет, просто она из экстравертной фазы перейдет в интровертную, к которой нас уже подготовила компьютерная техника. Сидим по домам, но общаемся со всем миром. Сама история обратила нас зрачками в глубь собственной души. Могут возникнуть совершенно новые формы спиритуальности, индивидуальной и коллективной медитации, жанры искусства, которые сблизят людей на новой основе — интровертно, через себя.

Ранее опубликовано на: https://expert.ru/expert/2020/15/15-obrazov-mira-posle-koronavirusa/