Ядерное проклятие августа
Ведущий научный сотрудник Финансового университета при Правительстве РФ Виктор Титов – о том, почему украинский «мирный атом» становится всё большей проблемой и для мирового сообщества, и для России в первую очередь.
Так уж случилось в мировой истории, что август – самый «атомный» месяц из всех возможных и невозможных. Наверно, для такого весьма сомнительного статуса хватило бы лишь одного исторического факта – атомных бомбардировок американцами Хиросимы (6 августа 1945) и Нагасаки (9 августа 1945) на заре ядерной эры. Но, тем не менее, это еще не всё: именно в жаркие августовские дни были проведены испытания первой советской атомной (20 августа 1949) и водородной бомб (12 августа 1953).
И впрочем, было много еще чего… О какой-нибудь исторической «мелочи», наподобие термоядерного апокалипсиса на атолле с труднопроизносимым названием Фангатауфа, устроенного Францией – ну когда же еще - в августе месяце (но уже 1968 года) и загадившего немалую часть Полинезии, можно уже и не заморачиваться…
Кстати, среди всего этого трэша уместно вспомнить не то о восьмидесяти, не то о ста тридцати тысячах, упокоившихся по прихоти президента США Гарри Трумэна и муссонного климата в Нагасаки 9 августа 1945 года. Историческом христианском форпосте в Японии, который, к слову, бомбить никто и не планировал – ни изначально, ни за три часа до… Но тактическая целесообразность и погода сыграли свою более чем злую – трагическую – шутку. В общем, этим всем этим людям из Нагасаки как минимум дважды не повезло в ядерной рулетке.
Ну ладно, оставим Хиросиму-Нагасаки, эти драматические страницы дней минувших. А что теперь? А теперь генсек ООН Антонио Гутерриш продемонстрировал свое «крепкое рукопожатие» - напомнил о своем существовании, заявив, что атаки украинских радикалов на Запорожскую АЭС – «самоубийственный акт». Ну и традиционно выразил сдержанный оптимизм (ставший неотъемлемым атрибутом всех чиновников): «Мы надеемся, что это прекратится». И тут же, через две секунды, дал понять, что в инциденте виновата, разумеется, Россия. Потому, что МАГАТЭ… не имеет доступа к станции.
МАГАТЭ и его деятельность, конечно, - отдельная скользкая тема. Кого и что оно контролирует – большой вопрос. Все удачные кейсы международного сотрудничества в сфере ядерной безопасности и разоружения (будь то договор о запрещении испытаний в трех средах 1963, Договор о нераспространении 1968 года или серия соглашений РСМД-СНВ) базировались, в первую очередь, на советско-, а потом российско-американских компромиссах. То есть, к МАГАТЭ отношения либо вообще не имели, либо всё же имели, но косвенное. По крайней мере, в последние лет двадцать эту структуру впору переименовывать в международное агентство по борьбе с Ираном. Разве нет? А вообще, если откровенно бедные и технологически отсталые Пакистан и Северная Корея обзавелись собственным, на минутку, термоядерным оружием – грош цена такому «международному контролю».
Украине в плане технологического потенциала – всё же не Северная Корея. И даже не Пакистан. После распада СССР ей достались добрые сорок процентов, если не половина советского Минсредмаша. В начале 1990-х Самостийная в одночасье стала третьей ядерной державой мира, оставив позади Францию, Китай и Британию, не говоря уже о всех остальных – «непризнанных» и «пороговых» - государствах. От ядерного оружия Украина тогда отказалась в обмен на территориальный status quo. А по большому счету – в обмен на международное признание. Ибо, если бы не отказалась, проблемы у украинской государственности начались бы сразу, а не двадцать лет спустя, после победы очередного «майдана». Причем начались бы они со всех сторон. И в первую очередь, не со стороны слабой ельцинской России начала 1990-х, а со стороны США и Ко, наслаждавшихся в то время своим глобальным доминированием и в силу этого не заинтересованных в расползании ядерной угрозы.
В общем, ядерные ракеты из Украина вывели, а интеллектуальный и военно-технологический потенциал остался. Мозги, чертежи, оборудование, пресловутые «логистические цепочки».
К слову, и девяностые, и в нулевые Украина регулярно и неумело демонстрировала всему миру свою «военную немощь»: то пассажирский самолёт собьют в ходе учений ПВО, то очередной криминальный скандал с нелегальными поставками оружия на Балканы и в Африку. Знаменитый «Южмаш» в Днепропетровске, на котором в советские годы делали «Сатану» – тоже остался там же, где и стоял. Понятно, что спустя тридцать лет после распада СССР всё это частично утрачено: и люди уехали, и некоторые технологии морально устарели. И существенная часть еще советского оборудования либо пришла в негодность, либо разворована местными «крепкими хозяйственниками» (примерно такими же, как бывший директор этого самого «Южмаша» Л.Д. Кучма).
Но самое главное – до 2022 года на Украине оставалось и продолжало худо-бедно функционировать наследие советского «мирного атома»: четыре действующих АЭС, пятнадцать энергоблоков. Плюс, разумеется, закрытая Чернобыльская АЭС, которую назвать образцом «мирного атома» язык как-то не поворачивается. В общем, остались те самые технологии двойного назначения – «серая зона» современного международного атомного контроля. То есть, не приходится сомневаться, что и масштаб, и уровень развития атомной энергетики Украины позволяли наладить производство ядерного оружия, всяких там бомб – и «грязных», и «чистых».
Но в 1990-2000-х эту проблему попросту не замечали. Ни МАГАТЭ, озабоченная борьбой с иранскими центрифугами для обогащения урана, ни, что самое удивительное, Россия. Причем в России продолжали делать вид, что всё ОК, даже после того, как произошла «оранжевая революция» и официальной идеологией украинской власти стал агрессивный антироссийский национализм. Первые недоуменные взгляды с российской стороны, появились, пожалуй, на рубеже 2000-2010-х гг., когда на украинский атомный рынок пришла американская Westinghouse и стала «в режиме эксперимента» поставлять свое ядерное топливо на украинские АЭС. Но в то время наши претензии к самостийным партнерам носили преимущественно коммерческий характер (кинули «Росатом»), иногда с налётом экологической патетики. И высказывались исключительно в форме вежливых опасений: как бы они с американцами там не «доэкспериментировались» и второй Чернобыль всему миру не устроили!
Так или иначе, после событий «крымской весны»-2014 тайна стала явью. И украинский политикум всё громче стал говорить о том, что неплохо бы вернуть себе статус ядерной державы. Внутри страны эти призывы озвучивались без всякого стеснения и оглядок на мировое сообщество, в 2016-м «широкая общественность» даже петицию соответствующую Порошенко направляла. На международной арене и со стороны высокопоставленных лиц подобная риторика тоже имела место быть, но реже, в куда менее одиозной и часто завуалированной форме. То секретарь Совбеза Данилов скажет про военный союз с ядерной державой и недвусмысленно потребует от Британии «прикрыть» Украину «ядерным зонтиком». А если вдруг «владычица морей» не захочет делиться своим ядерным суверенитетом с бывшим мэром Луганска, а ныне секретарем СНБО, то… сами догадайтесь. То Зеленский на конференции в Мюнхене пригрозит разрывом Будапештского меморандума с акцентом на слове «все». Именно так: «все пакетные решения 1994 года будут поставлены под сомнение».
В общем, как бы то ни было, украинский «мирный атом» становится всё большей проблемой для всех. И для мирового сообщества, и для России – в первую очередь. Но есть один нюанс: это самое «мировое сообщество» повлиять на ситуацию не только не хочет, но и не может. Не может - хотя бы по причине фактического отсутствия каких-либо действенных механизмов международного ядерного контроля. Ибо мониторинги-инспекции, все эти «большие шестерки» и даже лайтовые санкции – это все не то. Поэтому, решать проблему несостоявшейся ядерной державы Украины предстоит нам и только нам - России. Рано или поздно эта тяжкая ноша свалилась бы нас в любом случае, а в сейчас, в условиях спецоперации – тем более.
